КОРОЧКУ ПОДЖАРИЛИ… РУБЛЕМ

• 
• 

Подробности

Опубликовано 02.01.2013 15:18

Просмотров: 99

Климент Тимирязев назвал ломоть хлеба величайшим изобретением человечества. Полагаю, что у каждого из нас есть свое отношение к хлебу.

Поле, серп, сноп

Первые послевоенные годы. Мне купили по ноге кирзовые сапоги, подбитые почему-то деревянными гвоздями, как спичками. Один родственник сказал: «Через неделю развалятся». Начались осенние морозы. В сапогах я ходил по вечерам на озимое поле за теленком Бынейкой. Вдалеке виднелся сосновый бор, справа – небольшая дубровка. И под ногами – неоглядный зеленый ковер. Красота – дух захватывает, хотя мне не очень уютно, в обновке на деревянных гвоздях холодновато. Ну, да ничего. Вокруг вольготно пасутся коровы, овцы, телята.

Весной, незаметно для глаза, из зеленых пучков озими поднимались стрелки ржи. Бабушка говорила: «Рожь всех кормит сплошь, а пшеничка по выбору». Да, в недалеком прошлом не каждый крестьянин видел белую булочку. Потом я ходил с матерью на жнитво. Хлебное поле серовато-небесного цвета волнами переливалось на ветерке. Бригадир Миколя Логинов давал команду: «Ну, бабы, начали». И прежде чем сжать первую жменю кормилицы ржи, и бригадир, и все женщины крестились и кланялись полю. Горсть за горстью складывала мама в сноп, потом из этой же ржи скручивала пояс – перевясло, - перетягивала им сноп и двигалась с серпом дальше. За день самые ловкие, сильные бабы выжинали тогда по 20 соток, пятую часть гектара. Непомерная, изнурительная работа. За это жницам начисляли палочку, трудодень, на который в конце года приходилось по 200 граммов той же ржи. Хлеборобы с нашей улицы кормили всю страну. «Работой жгли, как огнем», - сквозь слезы вспоминала мама. Да, а сапоги-то тогда точно развалились.

Каждую крошку – в ладошку

В молодости я практиковался у ленинградского радиожурналиста Лазаря Маграчева. Он поведал мне историю о том, как после войны в одной из городских квартир на полочке настенных часов нашли маленький сухарик. По всей вероятности, берег человек эту черную крошку для кого-то из дорогих людей, но ее так никто и не съел. 

В юности я два уборочных сезона работал помощником комбайнера. Не пройдет и часа – намолачиваем скленный бункер, а это почти тонна зерна. Сколько таких бункеров было собрано, не считал. Но уж, во всяком случае, заготовил я ржи и пшеницы не на одну сотню едоков на многие годы. Иногда во сне я вижу себя среди изможденных от голода ленинградцев и говорю им: «Да что же вы, милые, так исхудали, вот он – хлеб, подходите, берите, в следующем году я намолочу вам еще больше!».

Одно время в столовых ставили аккуратные корзиночки с нарезанными кусочками хлеба. Садись и ешь бесплатно. И вот подвыпивший мужичок хлебным мякишем вытирает стол. Из-за другого стола встает пожилой крепыш и говорит ему: «Что ж ты издеваешься над хлебом. А знаешь ли, как он нам дается?». 

Дед, бывало, отрезает ломти хлеба, прижав большой кругляш каравая к груди. Искусно у него это получается. Из-под ножа мелкие крошки падают на стол. Дед сметет их в ладошку и ловко кинет в рот. «Ты запомни, сынок, золотые слова: хлеб – всему голова». Да, к хлебу на Руси всегда было самое трепетное, уважительное отношение. И если женского рода земля называется матерью, то мужского рода хлеб сродни отцовскому имени. Помню, как, бывало, расплачется ребенок, и ему для успокоения дают мягкую корочку со словами: «На, поешь папы». 

Был такой период в нашей жизни, когда черствый или с плесенью хлеб выбрасывали в мусорные ящики. В печати тогда это явление назвали кощунством. Теперь в мусорных контейнерах можно увидеть что угодно, но булок в них нет. Ясно, что и сейчас они там могут оказаться, но быстро исчезают. Их складывают в свои затертые авоськи бомжи. И если им Бог посылает вместо сыра флакончик какого-то суррогата, то закусывают они той самой булочкой из мусорки. Я долго не мог понять, почему на квадратиках отдельных кирпичей на бывшем здании ШВЛП, ныне это институт гражданской авиации, выдавлены крестики, пока не узнал, что здесь в Симбирске располагалась городская богадельня. 

От пшениц к бурьяну

На моем веку с нашей землей случалось всякое. Очень сильные засухи были в 1972 и 1975 годах. Помню, приехали мы в село Озерки Чердаклинского района. Здесь лучшие плодородные поля. Едем за околицу с директором совхоза Евгением Букаровым. Дорога вдоль лесополосы. Любимым нашим березкам стоять бы в июле вовсю зелеными, а они пожелтели и роняют жухлую листву. Для хлеборобов да и для всей страны – трудная пора. Но не было и мысли о том, что мы останемся без хлеба. Отчизна – большая, не уродилось в одном месте, уродится в другом. И мы могли только догадываться о том, что днем и ночью идут поезда из урожайных регионов в неурожайные. С хлебом. Один наш ученый-аграрник в самый разгар развала страны, когда хапуги всех мастей стали с остервенением рвать на части большой народный пирог, с тревогой сказал: «Чтобы России не подняться с колен, стоит только раз не посеять». Сейчас, слава Богу, еще сеют. Но сколько и чего, и сколько собирают, пожалуй, и Богу неизвестно...

не лирическое Отступление 

В трудные периоды на хлебный рынок делаются специальные вбросы, добавления сырья со стороны государства. Главная цель – сбить спекулятивные цены и одновременно поддержать ослабевших товаропроизводителей. Сегодня этот шаг называется интервенцией. Скажите на милость, а причем тут хлеб? Не очень далекая история помнит это слово только в одном значении. За годы новейшей истории в наше сознание пытаются вдолбить такие слова и понятия, которые бы уводили нас за пределы реальной нищенской жизни и открывали бы нам нечто такое, до чего мы якобы никогда не дотянемся. Для того, чтобы пополнять рынок зерном, необходимы его запасы. А вот бывшая министром сельского хозяйства и продовольствия России Елена Скрынник однажды сказала, что хранить запасы зерна невыгодно. Почему? Да очень дорого. И между строчек читалось так: все элеваторы давным-давно в частных руках, и хозяин за услугу требует большие деньги. И выходит, что если Россия и посеет, но соберет мизер, то с колен будет подняться очень непросто. 

Всем Советским Государством поднимали целинные и залежные земли, большая часть которых осталась за пределами России. И, думается, что в Казахстане дела на хлебном фронте сегодня идут неплохо. Мы же свою родную историческую землицу отвели под бурьяны. Ах, какая благодать! 

Подрумянили… 

В период двух суровых засух, которые были на моей памяти, цены на хлеб оставались прежними. Ценообразованием управляло государство, а не все, кому вздумается, как ныне. 

Я иногда захожу в небольшой хлебный магазинчик. За прилавком – красивая улыбающаяся женщина. Поговорим о том, о сем, потом я прошу продать мне приглянувшийся батончик с поджаренной корочкой. Было это где-то в минувшем августе. Подаю продавцу по привычке точно отсчитанную сумму, а она велит добавить. Говорит, что на добавленные рубли мне булочку специально подрумянили… А у меня душа рухнула. Я не раз перечислял поименно наших деревенских стариков, которые, совсем еще молодыми, в поте лица трудились рядом с моей матерью за ту памятную палочку, трудодень. Их бы сейчас бесплатно кормить белой булочкой, а не унижать святым хлебом…

Помню притчу, рассказанную дедом. Заленились мать с дочерью работать в поле, решили, что как-нибудь прокормятся. Лежат они голодные на печи, на последнем теплом кирпиче. На пруду под окнами от сильного мороза лопнул лед, на всю округу ухнуло. А матери с дочерью спросонья показалось, что кто-то снаружи стучит им в простенок. Мать вскочила: «Дочка, вставай, на жнитво зовут!»...